Двойники. Правда о трупах в берлинском бункере. - Страница 20

Во втором томе своих «Мемуаров» (1948) Халл пишет о том шоке, который испытала Америка в мае 1944 года, после того как советский министр иностранных дел Андрей Громыко посетил его 1 апреля, чтобы заверить США,

что советские намерения в Польше подтверждены согласием англичан: Советский Союз сохраняет за собой территории, которые он захватил в 1939 году. Более того, поскольку советские войска вошли в Румынию, в их намерения входит закрепить за собой только Бессарабию, которая в прошлом входила в состав Российской империи (с 1812 года до конца Первой мировой войны), но никогда не была частью Советской империи. Халл понял, что это даст Советам возможность получить общую границу с Чехословакией.

Одновременно Халл получил отовсюду сообщения американских посольств о том, что между англичанами и русскими существует еще одно секретное соглашение, предусматривающее исключение американцев из сфер влияния в Средиземноморье.

2 мая всякие гадания на эту тему оказались лишними, когда британский посол в Вашингтоне лорд Галифакс напрямик спросил Халла, как американское правительство отнесется к «соглашению между англичанами и русскими, согласно которому Россия обеспечит свой контроль над Румынией, а Британия — над Грецией».

Когда Халл ответил, что это совершенно неприемлемо, Черчилль 31 мая направил Рузвельту телеграмму, в которой отстаивал эту идею. Похоже было, что такое же соглашение будет достигнуто в отношении Югославии, а Советы получат Болгарию. Из телеграммы явствовало, что именно английское правительство выдвинуло такое предложение советскому послу Гусеву.

Английское министерство иностранных дел не сумело развеять подозрительность, когда стало глупо и без всякой необходимости лгать по поводу встречи Идена с Гусевым 5 мая, утверждая, что встреча эта ограничивалась только обменом реплик. Советский меморандум, направленный I июля Корделлу Халлу Андреем Громыко, раскрывал все предложения. Американцы неохотно согласились на трехмесячное действие соглашения, исключавшее влияние США на Балканах, только ради того, чтобы сохранить рушащийся фасад англо-американского доверия.

В дальнейшем намерения Великобритании вновь оказались под вопросом, и фасад снова зашатался, когда в октябре 1944 года Черчилль и Иден посетили Москву для встречи со Сталиным и дальнейшего расширения соглашения, включая бессмысленное уточнение уровня финансовых интересов Британии на Балканах, где английские капиталовложения были весьма значительны.

Из американских посольств в Вашингтоне шел поток секретных донесений. Из Анкары и Москвы поступали сведения о том, что Британия и Советы договорились разделить влияние в Югославии пополам, а в Румынии, Венгрии и Болгарии доля Англии будет составлять 20 процентов. Это требование русских об установлении их власти на Балканах и настояние англичан об обеспечении их интересов оказало значительное влияние на позицию американцев накануне последней битвы за Берлин.

В феврале 1945 года Черчилль, Рузвельт и Сталин встретились в Ялте, чтобы обсудить политические проблемы послевоенной Европы. Ялтинская конференция оказалась таким провалом, что Корделл Халл в своих мемуарах трижды подчеркивает свою непричастность к ее решениям. Он упирает на то, что подал в отставку еще раньше, по причине ухудшения здоровья, и на то, что Рузвельт никогда с ним не советовался по этим вопросам.

Рузвельт, здоровье которого тоже было плохим, собирался продемонстрировать, что может управляться со Сталиным лучше, чем Черчилль. Сталину придется иметь дело не с англичанами, а с американцами. Это был, как он объяснял лорду Галифаксу, только «вопрос презентации». Сталин с благодарностью уехал, получив в подарок Европу вплоть до Эльбы.

Ни один человек, даже сегодня, не понимал, насколько серьезно был болен Рузвельт и до какой степени пассивен он оказался в то время. Описание Черчиллем Рузвельта в Ялте могло быть написано врачом, настолько точно он нарисовал портрет человека с подобными симптомами, предшествующими сильнейшему удару или коллапсу:

«Я был потрясен состоянием президента. Он выглядел плохо и весь дрожал. Я знал, что он никогда не был мастером вдаваться в детали, но у меня создалось впечатление, что большую часть времени он вообще не понимал, что происходит. И каждый раз, когда его приглашали председательствовать на заседании, он даже не пытался брать на себя руководство, а обычно сидел безмолвно, если же вмешивался, то обычно это звучало довольно бессвязно. Все это очень беспокоило».

Как бы впоследствии Черчилль ни изображал дело так, что руководил конференцией, он должен был бы выказать тогда свое раздражение и предотвратить катастрофу. Вместо этого он плелся за событиями, а потом еще напыщенно заявлял, что хотя Невил Чемберлен совершил ошибку, доверяя Гитлеру, он, Черчилль, не считает, что ошибался в отношении Сталина.

Церебральный атеросклероз головного мозга не улучшался, болезнь Рузвельта образовала негласный провал в союзном командовании и в согласии между союзниками. Сталин воспользовался этой пустотой. 23 марта 1945 года Рузвельт читал мрачный доклад Аверелла Гарримана, своего посла в Москве. «Аверелл прав, — сказал Рузвельт. -Мы не можем иметь дело со Сталиным. Он нарушил все обещания, которые давал в Ялте».

А Черчилль тем временем с тревогой наблюдал за советским продвижением в Польше и за судьбой этой страны, где обещанные в Ялте свободные выборы явно срывались. В телефонном разговоре с Рузвельтом Черчилль предложил, чтобы именно западные союзники взяли Берлин: «Я считаю чрезвычайно важным, чтобы наше рукопожатие с русскими состоялось как можно дальше на востоке».