Стоит вспомнить, что битва за Берлин вообще была не обязательна, а с военной точки зрения — просто бессмысленна. Если бы между союзниками было доверие, если бы в Ялте были достигнуты правильные соглашения и, наконец, если бы не было символической нужды объявить о взятии Берлина на майском параде, этой битвы вполне могло бы и не быть.
Относительная рассудительность немецких генералов Хайнричи, Буссе, Штайнера и других указывает на то, что хотя германской армии потребовалось немало времени, чтобы осознать реальность, она, безусловно, предпочла бы сдать своего беспокойного, злопамятного фюрера, смахивающего на Чарли Чаплина, победоносным державам. Если нация сдает такого вождя, этот акт сам по себе исключает всякую возможность возрождения мифа о нем.
Вместо этого мы все-таки заполучили слишком затянувшийся миф о Гитлере, несмотря на тот факт, что, решив атаковать Берлин и ткнув пальцем в рейхстаг, Сталин одновременно подчеркнул тем самым слабость Гитлера, грубо демонстрируя его истинную роль как военного руководителя.
Что действительно доказала битва за Берлин, так это способность человека к самообману. В особенности это служит трагическим подтверждением того, какая цена может быть заплачена за умственное расстройство одного человека.
К тому моменту, когда 2 мая в 15.00 советские орудия прекратили канонаду, погибли 125 тысяч берлинцев и советские войска потеряли (по крайней мере по их собственным данным) 304 887 человек — самые тяжелые потери, которые были понесены в какой-либо битве на протяжении Второй мировой войны. Но ни один солдат не был убит при штурме бункера.
Штурма бункера Гитлера не было.
История несколько искажается, поскольку существует твердое убеждение, что перед смертью Гитлера его бункер героически оборонялся.
Судя по всем доступным источникам, совершенно очевидно, что русские даже не знали, где находится бункер Гитлера. Известно также, что ни один советский солдат не штурмовал бункер. Как мы увидим, настроение в бункере было отнюдь не героическим,—это было состояние истерии, взаимных попреков, плаксивых воспоминаний и паники.
Легенда о бункере занимает большое место в современной мифологии, причем не только в Германии, но и повсюду в Европе. В самом начале конфликта между хорватами и сербами в бывшей Югославии западные корреспонденты в Хорватии услышали, как там превозносили последнюю защиту бункера и сравнивали ее с ситуацией в Хорватии.
В идеологии этого вновь возникающего сейчас правого крыла утвердился хорошо отработанный образ гитлеровского бункера во время осады. Отчаянно решительные, угрюмые, храбрые и доблестные герои-эсэсовцы из элитной части Зеппа Дитриха, их черные мундиры все еще девственно чисты, серебряные буквы «СС» на воротничках поблескивают, они стреляют с бедра из автоматов, отбиваясь от орд Красной Армии, сражаясь за своего фюрера, в то время как бункер, чудо подземного сооружения, медленно раскрывает свои секреты — подземная Валгалла, пылающая огнем славы.
На самом деле бункер Гитлера был частью комплекса, наспех спланированного и обустроенного хуже, чем любой другой бункер, какие трусливый фюрер выстроил, потворствуя своей мании преследования. Этот комплекс из соединенных между собой бункеров около министерства иностранных дел, Имперской канцелярии и министерства пропаганды никогда не предназначался для размещения в нем командных структур, а только как бомбоубежище. Верхний уровень бункера самого Гитлера начали строить в 1936 году — скромное сооружение со стенами всего в метр толщиной предназначалось тогда только для обслуживания старой Имперской канцелярии. В любом случае весь комплекс был нелепым местом, чтобы выбирать его в качестве командного центра, его единственным достоинством, как заметит впоследствии один саркастически настроенный советский полковник, было то, что бункер расположен «близко от магазинов».
С середины 1944 года бомбардировки союзников заставили проектировщиков «нерушимого Тысячелетнего Рейха» обеспечить себе существование под землей, и комплекс начали расширять, углублять, одевать в бетон. Убежища с вентиляцией стали обязательной приметой с тех пор, как американцы начали бомбить город днем, а англичане ночью. Больше спасаться в центре Берлина было некуда: великолепное здание Имперской канцелярии с его огромными комнатами с массивными мраморными столами, помпезными дверями и многочисленными тяжелыми канделябрами оказалось неподходящим — здесь можно было расположить только военный командный пост. Обитая со своими приспешниками в бункере, Гитлер находился в 24 километрах от Объединенного генерального штаба в Цоссене, к югу от Берлина. Для Гитлера, как Верховного главнокомандующего, не было никакого смысла находиться вот так далеко от своего генерального штаба. А может быть, и был?
Гитлер теперь был так уверен в опасности хоть какой-то критики, в заразности инакомыслия среди своего высшего командования, что прибег к такой экстраординарной мере, как требование к высшим армейским чинам подписывать клятву молчания, прежде чем они будут допущены на любую «конференцию» с Гитлером. Само понятие «конференция» приобрело совершенно иной характер, но военачальники вынуждены были проглотить свою гордость и соглашаться на то, что им затыкали рот.
Гитлер теперь поссорился со всеми командующими войсками, с одиннадцатью из восемнадцати фельдмаршалов, с двадцатью одним из почти сорока полных генералов и со всеми командующими трех секторов Восточного фронта. Тем не менее все они по-прежнему выполняли его приказы, воплощая на практике идеи, которые, как потом все они понимали, являются, с военной точки зрения, полным безумием.