Двойники. Правда о трупах в берлинском бункере. - Страница 62

В кабинете Блашке они нашли доктора Брука, который поспешно сообщил им, что Блашке нет, и направил их к Кэте Хейзерман. Она, в свою очередь, переадресовала их к Фрицу Эхтману, которого они быстро нашли у него в доме. В кабинете на Кюрфюрстендамм русские нашли только старые лечебные карты. В стоматологическом кабинете Имперской канцелярии они якобы нашли рентгеновские снимки зубов Гитлера, а также обнаружили ящик с золотыми коронками и запасными мостами для Гитлера и Евы.

Хейзерман и Эхтман первоначально были порознь допрошены Горбушиным, которому помогал майор Быстров. Допрос протекал не очень-то гладко. Горбушин находился в Ленинграде в самое тяжелое время блокады, и его работа состояла в том, чтобы ловить, допрашивать и сажать немецких агентов, просачивавшихся в город. Его поведение привело Хейзерман в ужас. Он допрашивал ее еще несколько раз 10 мая, Эхтмана— 11 мая, а Хейзерман в этот день допрашивал в течение трех часов патологоанатом доктор Фаус Шкаравский, который отметил, что она была чрезвычайно взволнованна и испуганна.

Кэте Хейзерман (подтверждая показания Фрица Эхтмана, хранящиеся в советских архивах) рассказала, что для Евы Браун были изготовлены два одинаковых моста (один запасной), но поставить их уже не было времени ни у дантиста, ни у пациентки.

И когда я интервьюировал ее, и когда потом ее дважды расспрашивал профессор Райдер Согнес, и впоследствии в письмах к нам обоим Хейзерман категорически настаивала на том, что Блашке никогда не ставил мост Еве Браун, чьи зубы были в сравнительно хорошем состоянии — во всяком случае, на ее зубах не было никаких следов кариеса, обнаруженных у трупа. Хейзерман недолюбливала Еву Браун, считая ее самодовольной и испорченной; кроме того, есть основания полагать, что Блашке тоже считал ее «трудным пациентом», так что ни Хейзерман, ни Блашке не имели оснований скрывать правду при ее опознании с помощью стоматологических данных.

Нет никаких указаний на то, что русские вполне осознали значение показаний Хейзерман. Допрашивавший ее Горбушин не был специалистом, стоматологические проблемы, возможно, были выше его понимания, и он вообще запутался с этим мостом, а может быть, его подстегивала необходимость поскорее закончить свою работу. А свидетельство доктора Шкаравского позволяет судить, что он был сосредоточен на Гитлере, а не на его супруге, и его.в действительности никогда не волновали проблемы зубного моста Евы Браун.

Вина русских за то, что они должным образом не оценили факты, которыми располагали, целиком лежит на Горбушине. Дело в том, что Эхтман свидетельствовал, что мост, изъятый изо рта женского трупа, был его, особой конструкции. Кэте Хейзерман подтвердила, что в ящичке из Имперской канцелярии был только один мост — один из двух, изготовленных для Евы, но ни один из которых ей поставлен не был. Хейзерман с готовностью опознала мост, изъятый из женского трупа как второй из тех, изготовленных для Евы, но опять настаивала, что мост этот никогда не ставился. Горбушин явно не поверил ей, предпочитая верить тому, что видел при вскрытии собственными глазами Вместо того чтобы передать ее показания патологоанатомам, он их просто проигнорировал.

К сожалению, протоколы допросов как Эхтмана, так и Хейзерман были написаны «впоследствии» — наверняка не тогда, когда с ними могли внимательно ознакомиться патологоанатомы. Этим можно объяснить то, что советские патологоанатомы, по иронии судьбы, утверждали, что золотой зубной мост является самой важной находкой при идентификации личности! Они должны были прийти к заключению, что нет никаких доказательств того, что женский труп — это труп Евы Браун. Это — минимальное медицинское заключение, какое они могли сделать.

Если схема зубов, вычерченная профессором Блашке, и свидетельство Кэте Хейзерман были справедливы и зубной мост Еве Браун никогда не ставился, то появление этого моста среди останков женского трупа является доказательством тщательно продуманного медицинского подлога.

Подмена трупов практиковалась издавна. Сходство достигалось путем пластической хирургии и работе специалистов-стоматологов, так что вопрос уже был не в похожести, а в полном совпадении с оригиналом. Возможность разоблачения подлога исключалась с помощью убийства двойника, чтобы обман не мог быть разоблачен сходством в поведении или в речи. По в суматохе и хаосе неизбежного краха военного и социального порядка, какой произошел в 1945 году, должны были приниматься гораздо более жестокие и отчаянные меры, многие из которых мало чем отличаются от фарса. Профессор Кейт Мант описывает то время, когда он был членом патологоанатомической службы Комиссии по военным преступлениям непосредственно после войны, когда ряд трупов, захороненных как трупы нацистов, были '.эксгумированы, и выяснилось, что они имеют весьма мало общего с оригиналами. Долгое время оставался нераскрытым подлог, осуществленный шефом гестапо Генрихом Мюллером. Его семья объявила о его смерти в конце войны, и на памятнике на могиле № 1, в 1 ряду, в 6 секторе кладбища в Грюцберге была высечена трогательная надпись: «В память о нашем дорогом отце Генрихе Мюллере, который погиб, сражаясь в Берлине 17 мая 1945 года». Семья даже зарегистрировала его смерть в Берлине 5 декабря 1945 года, и они продолжали ухаживать за могилой и украшать ее цветами вплоть до 1963 года, когда власти Западной Германии приказали раскопать роскошную могилу и обнаружили там перемешанные останки трех трупов.

Обитатели бункера имели основания для посмертного подлога. Всякий такой подлог требует идентификации трупа. Совершенно не обязательно, чтобы труп был в целости, важно только, чтобы имелись документы и какая-нибудь деталь трупа, которую можно сравнивать с документами. Что может быть лучше для такого дела, чем золотой зубной мост? Его легко можно определить как подлинный и без труда вставить в подходящий труп, если соседние зубы удалены вместе с другими признаками, необходимыми для идентификации.