Двойники. Правда о трупах в берлинском бункере. - Страница 9

Глава 2 УМСТВЕННОЕ СОСТОЯНИЕ ГИТЛЕРА

«Когда нервы отказывают, не остается ничего другого, как признать, что не владеешь ситуацией, и застрелиться».

«Когда у человека нет семьи, которой он мог бы завещать дом, лучшее, что он может сделать, это сжечь его со всем содержимым — великолепный погребальный костер».

«Мы никогда не капитулируем, мы потащим за собой весь мир, весь мир будет пылать».

«Мы не оставим в живых никого, кто мог бы торжествовать победу над Германией».

Все эти высказывания Гитлера часто использовались в качестве свидетельств его намерения — даже потребности — покончить жизнь самоубийством. Взятые отдельно, они звучат вполне убедительно, если забыть о контексте, в котором они были произнесены, — тогда это ведет к совершенно неправильному их пониманию. В них звучит нигилизм нацистов: слава или смерть, никаких компромиссов или уступок. Их повторяют, чтобы добавить событиям в бункере блеск мифологической интенсивности. Но в действительности такой блеск абсолютно отсутствует.

Точно так же — одно восхваление за другим, один банальный монолог за другим — Геббельс продолжал до последнего своего горького часа приукрашать и распространять этот абсурд своего фюрера, готовя в то же время, как мы убедимся, пути к собственному спасению.

Внутри бункера все чувства выродились до слабоумной тоски по прошлому и скрытой истерии. Летчица-испытатель Ханна Рейч оставила печальные до слез свидетельства лояльности обитателей бункера; судя по ее воспоминаниям, она оставила их 29 апреля в полной уверенности, что они собираются устроить пышное массовое самоубийство. А вместо этого чувство самосохранения продиктовало совсем иное — массовое бегство, которое и произошло.

В последующие полстолетия облик нацизма и самого Гитлера был подвергнут тотальному пересмотру. Его признал военным гением даже британский военный стратег Бэзил Лиддел-Харт, его объявили социальным реформатором и непонятным мечтателем, вряд ли ответственным за несчастные, хотя и незначительные эксцессы его последователей, приведшие к «весьма преувеличенному» массовому уничтожению евреев. Другие историки, как, например, Ганс Дитрих Реттер предлагает «переоценить» личность Гитлера, полагая, что он был разрушен болезнью и внешним давлением.

Однако историки до сих пор терпели неудачу, пытаясь правильно оценить, не говоря уже о том, чтобы переоценить самый главный феномен XX века. Прежде чем заглянуть в сумеречный мир бункера и проанализировать медицинские свидетельства, нам важно понять психологию человека, вокруг которого был построен этот бункер.

ГИТЛЕР В ПРЕДСТАВЛЕНИИ ИСТОРИКОВ

Ни одно исследование психики Гитлера не было написано историками, обладавшими каким-либо объективным опытом или знанием того, что считается нормальным или может быть должным образом засвидетельствовано. Большинство исследований запутаны фрейдистами и неофрейдиетами и за редким исключением оказались беспомощной мешаниной бессмысленных описаний.

Английские историки, в частности, почти все потерпели неудачу в попытках найти решение проблемы. Вместо этого они пытались выработать так называемые «отвечающие здравому смыслу» утверждения о состоянии рассудка Гитлера. К сожалению, здравый смысл не компенсирует недостаток знаний о предмете.

Как утверждает Эй. Дж. Тейлор, Гитлер в действительности был нормальным человеком, традиционным немецким вождем, который был не «более жесток или неразборчив в средствах, чем любой современный государственный деятель», а его идеи были «рядовыми». Для Тейлора наиболее поразительной чертой характера Гитлера оказалось «его терпение».

Хью Тревор-Ропер, похоже, считал, что Гитлер в основном был нормален, но жесток — был кровожадным тираном. У историка было очень мало времени для анализа крайностей немецкого характера, позволивших появиться такому тирану. Он критикует то, что представляется ему германской тенденцией предаваться «туманной немецкой риторике», «расплывчатой метафизике» и «нордической глупости». Это может стать оправданной критикой нации, которая, потеряв самоуважение в 1918 году, пыталась на словах вновь обрести баланс, но такое поведение отнюдь не редкое явление в истории — или среди историков.

Не больше света проливают и сами германские историки. Покойный исследователь феномена Гитлера профессор Перси Эрнст Шрамм демонстрирует некоторую растерянность в отношении ответственности своего раздела истории. Будучи не в состоянии справиться с огромным количеством ненормальностей, проявляемых его предметом исследования, он приходит к весьма удобному выводу, что психиатрия и психология не могут определить, был ли Гитлер сумасшедшим или нормальным.

Карл Дитрих Брачер в своем капитальном исследовании о Гитлере приходит к выводу, что «бессмысленно обсуждать» умственное состояние фюрера. Это еще один пример, когда непрофессионал терпит полное поражение в попытке понять характер распада личности, пытаясь объяснить поведение Гитлера рациональными терминами нормального менталитета, не вдаваясь в эмоциональные глубины и причуды, которые могут вызвать распад личности.

Совершенно очевидно, что случай Гитлера показывает ограниченность традиционного исторического метода исследования. Хотя упомянутые выше историки высокомерно отказывались обращаться к проблеме умственного состояния Гитлера, историки меньшего масштаба с готовностью принимали на веру мрачные версии о его ненависти к отцу, следы орального и анального секса и другие фрейдистские фантазии, для того чтобы объяснить мотивы Гитлера.