Двойники. Правда о трупах в берлинском бункере. - Страница 102

К оглавлению

102

Формальные моменты в деле Бормана крутили по-разному, пока прокурор Рихтер не предложил вернуть останки семье Бормана — при условии, что они сохранят их на случай будущей экспертизы По совету доктора Антона Безольда, мюнхенского адвоката и бывшего члена бундестага, члены семьи отказались признать эти кости за останки их отца. Безольд пришел к такому заключению:

...

«Поскольку герр Рихтер сам подтверждает, что существуют сомнения в отношении точности и окончательности нынешних находок, я посоветовал членам семьи отказаться от предложения прокурора. Моя рекомендация была единодушно принята моими клиентами, Они вполне естественно колеблятся насчет ухода за останками человека, который мог быть, а мог и не быть их отцом».

Перед тем как перейти к изучению данных патологоанатомических исследований, следует подчеркнуть, что эксперты готовы были сравнить зарисовки Блашке с вещественными доказательствами, но не было таких данных для сравнения, как рентгеновские снимки. Мы должны напомнить себе, что результат подобных сравнений никогда не может привести к окончательной идентификации, поскольку имел место явный обман с трупом Евы Браун, а мы не знаем виновника.

Имеет смысл пристальнее присмотреться к Гуго Блашке, умершему в 1957 году и до конца своих дней продолжавшему использовать нацистские идеи.

Он родился в Нойштадте в Восточной Пруссии в 1887 году и учился в Берлине, Париже и Женеве. В 1908 году отправился в Соединенные Штаты в стоматологическую школу Пенсильванского университета, куда поступил в возрасте 21 года. Он окончил обучение четвертым на курсе, где было сто студентов. Его характеристика как студента превосходна: «славный, дружелюбный, общительный, хорошо одевается и умеет себя вести», Блашке стал там членом «Братства Пси-Омега», коллеги-студенты дали ему прозвище Граф.

В документе об окончании записано, что «он подлинный сын Старого Пенна (Пенсильванского университета), и мы не опасаемся, что имя нашей альма-матер будет опозорено на земле Германии, когда Гуго возвратится туда».

Блашке действительно вернулся и устроил зубоврачебный кабинет на углу Курфюрстендамм, где одним из его пациентов стал принц Виктор фон Вид, который в 1930 году привел к нему в качестве частного пациента Германа Геринга. Как явствует из показаний Блашке, хранящихся в архивах США, он произвел своими медицинскими познаниями сильное впечатление на эсэсовского врача профессора Гравица и «автоматически» стал высокопоставленным членом СС, хотя это для него «ничего не значило». Это «ничего» означало, что его клиентами стали Гитлер, вслед за ним Борман, Ева Браун и Гиммлер. Правда заключается в том, что Блашке еще в 1931 году вступил в нацистскую партию и уже тогда стал активнейшим фашистом.

Блашке произвел впечатление на американских следователей своей учтивостью и светскими манерами, поэтому представляется интересным мнение офицера английской разведки Джона Маккоэна. По его мнению, Блашке был «незначительно выглядещим человеком, одновременно нервным и скользким человеком, которому нельзя доверять». Даже зная враждебность и ледяную манеру, с которой англичане вели допросы, это впечатление заслуживает того, чтобы о нем сказать.

Лестер Лунц, патологоанатом-одонтолог штата Коннектикут, специально занимавшийся Блашке и его деятельностью, разделял мнение Маккоэна. Он разыскал несколько фотографий Блашке в эсэсовской форме на террасе в Берхтесгадене вместе с Гитлером и Борманом. Отношения с СС и честь принадлежать к этой касте, очевидно, значили для Блашке гораздо больше, чем он признавался.

Блашке очень старался убедить своих английских следователей в том, что Борман его ненавидел, — факт, который Маккоэн считал заслуживающим внимания. О предполагаемых дурных отношениях между Блашке и Борманом стало известно и американцам, а позднее этим заинтересовался профессор Согнес; когда он расспрашивал в 1974 году Артура Аксмана, то весьма удивился тому, что Аксман знал об этом: «Я был в равной степени удивлен, когда узнал от Кэте Хейзерман, ассистентки Блашке, что Блашке продолжал регулярно встречаться со злопамятным Борманом; последний раз он по требованию Бормана был у него в марте 1945 года».

Это свидетельство подтверждается документом, хранящемся в Американском национальном архиве, в котором содержатся схемы Блашке и записи лечения, которое началось в 1937 году. Весьма примечательно, что за столь длительный период Борман так доверял и в то же время ненавидел Блашке. Эти повторяющиеся утверждения о натянутых отношениях между Борманом и Блашке вызывали подозрения.

Такие подозрения возникли и у Согнеса, но, поскольку он решил, что дантисты в Нюрнберге считали Блашке «надежным свидетелем» и американский советник по правовым вопросам в Нюрнберге доктор Роберт Кемпнер придерживался того же мнения, Согнес решил обратиться за советом к бывшей ассистентке Блашке (которую вряд ли можно было считать незаинтересованной стороной) и к его бывшему пациенту Альберту Шпееру. Шпеер сделал следующее заявление:

«Я считал Блашке человеком, на которого можно положиться, врачом, хорошо знающим состояние зубов своего пациента. Во всяком случае, я припоминаю, что он держал в памяти все детали того, как он лечил мои зубы. Я не могу себе представить, чтобы он мог намеренно обмануть американских следователей. Более того, он не был в хороших отношениях с Борманом, скорее наоборот, поэтому он не заинтересован в том, чтобы затруднять опознание Бормана».

102