Двойники. Правда о трупах в берлинском бункере. - Страница 113

113

К чему мы пришли сегодня?

Документы, найденные в Парагвае, почти наверняка подлинные. Далее, не видно причин, по которым записи регистрации Менгеле как гражданина Парагвая, поддержанной не кем иными, как Вернером Юнгом и Алехандро фон Экштейном, являются подлинными (как мы знаем), а записи, касающиеся Бормана, фальшивыми.

Борман в то время был зарегистрирован как военный преступник, в отличие от Менгеле, поэтому нет ничего удивительного, что парагвайское гражданство ему не было предоставлено, — во всяком случае, на его собственное имя, как в случае с Менгеле. Тем не менее записи «Ла Текника» действительно весьма неудовлетворительны. В них нет ни отпечатков пальцев, ни фотографий — ничего, что могло бы подтвердить полицейский рапорт о смерти.

Донесение Пропочука о Бормане не оправдывало бы наших ожиданий, если бы оно было единственным свидетельством его пребывания Парагвае. Между тем в нем содержится совершенно непредвиденное подтверждение показаний Бисса о том, как его пригласил Бернер Юнг, чтобы он помогал другому врачу (Менгеле) лечить Бормана. Совпадения продолжаются, когда пересматриваешь свидетельства о черепе Бормана, найденном в Берлине. Теперь наконец есть фактическое подтверждение той версии, что на черепе Бормана следы работы дантиста после того, как Блашке зафиксировал точное состояние зубов Бормана, когда тот в последний раз был у него в кабинете в марте 1945 года.

Фактические свидетельства, хотя они и похожи на правду, но тем не менее приходишь в ярость от того, насколько трудно их подтвердить в силу деликатной обстановки, существующей сегодня в Парагвае, где присутствие Стресснера ощущается даже в его отсутствие и где демократическое правление еще не утвердилось. Давать показания боятся, как в случае с дантистом, который, как предполагается, лечил Бормана.

Гильермо Хейкель был эмигрантом из Финляндии, где он родился 6 декабря 1916 года. Он начал всерьез заниматься зубоврачебной практикой в Асунсьоне в 1942 году и ушел на пенсию в 1992 году. Документы «Ла Текника» упоминают о том, что Борман лечил зубы в кабинете Хей-келя в Асунсьоне, Вряд ли вызывает удивление то, что, как выясняется, Хейкель был очень тесно связан со Стресснером, с дипломатическим корпусом и с немецким сообществом в населенном исключительно немцами районе Вилла-Мора. Он имел также тесные контакты с Альбаном Кругом, Вернером Юнгом и фон Экштейном.

Когда архивы Асунсьона были раскрыты и стало известно, что Хейкель лечил Бормана, его посетили израильтяне, желавшие узнать правду о Бормане, а также о его отношениях с семейством Бейкер, которое было связано с Менгеле. Израильтян интересовали также его финансовые дела в Западной Германии.

Они ушли ни с чем, и Хейкель первое время отказывался разговаривать с кем бы то ни было о себе, о своей деятельности, связанной с бывшими нацистами, о том, что он якобы лечил Бормана и Менгеле. Перепуганный, что он может оказаться замешанным в деле, заведенное против бывшего президента Стресснера, Хейкель старательно уходил от вопросов, которые касались того, что он лечил известных военных преступников. «Я никогда не знал Бормана. Борман был военным преступником. Я хочу, чтобы все знали, что я никогда не знал и не лечил ни Мартина Бормана, ни Йозефа Менгеле».

Позднее, когда он выяснил, что Менгеле не было в списке военных преступников в тот период, когда он якобы лечил его, Хейкель с некоторым опозданием оказался вполне готов говорить о Менгеле, хотя по-прежнему категорически отрицал, что лечил Бормана.

Похоже, что он лечил Менгеле в Вилла-Мора — при этом он вновь и вновь подчеркивал, что никогда не лечил военных преступников, вообще не лечил никого подозрительного в своем стоматологическом кабинете на углу Нуэстро Сальвадор де ла Асунсьон и Фульдженио Морено в Асунсьоне. У него не было никаких оснований подозревать, что Менгеле является «Ангелом смерти», поскольку тот «не производил впечатление человека, отягощенного виной за участие в убийстве евреев во время Второй мировой войны».

Политический прагматизм Хейкеля лучше всего проявился в его мнении о Менгеле: «Я нашел Менгеле симпатичным человеком, культурным и интеллигентным, с манерами настоящего джентльмена».

Живя в Асунсьоне, после того как оставил практику, Хейкель не стал более разговорчивым, особенно в нынешней неясной политической обстановке. Возможно, мы так и не узнаем правду о мосте на нижних резцах у Бормана: была ли это работа Хейкеля — починить резцы, сломанные о руль машины, подскакивающей на пыльной дороге от Асунсьона до Колонна Хогенау?

Теперь стоит вспомнить состояние черепа Мартина Бормана, обнаруженного в Берлине. Он был облеплен красно-коричневой глиной. Многие люди, оплачивающие погребение, не знают, что вторичное использование ценных гробов является обычным делом не только в неразвитых странах, но и в развитых тоже. В 1984 году была раскрыта деятельность одного кладбищенского совета, который сни жал цены за счет того, что сразу же после похорон раскапывали могилы, вытаскивали гробы и вторично продавали их. Эта махинация раскрылась только тогда, когда местные бродячие собаки стали с презрением обходить лавку деревенского мясника, устремляясь прямо на кладбище и унося оттуда гораздо более лакомые кости. Более чем вероятно, что на провинциальном кладбище в Парагвае дорогой гроб точно так же использовался вторично: оставив бренные останки Бормана в земле, дорогой красивый гроб отправили обратно в Асунсьон.

Что нам известно о почве в Ига? Только то, что там изготавливается характерная красно-коричневая глиняная посуда, которая продается в Асунсьоне и вообще по всему Парагваю.

113