Историки, искавшие смысл в сложной ситуации, слишком доверяли большинству показаний. Было сделано очень мало попыток описать положение в Берлине в момент бегства и выяснить пути, по которым оно происходило.
Когда советские войска вошли в Берлин, они не концентрировались на главных магистралях, а продвигались по пустырям, садам и домам, чтобы ликвидировать снайперов при своем продвижении вперед. Эта задача дорого стоила советским войскам, но опыт боев в Берлине в отличие от таких городов, как Варшава, показывал, что за редкими исключениями такой метод продвижения обеспечивал некую гарантию в данном районе. Однако даже при этих условиях некоторые беглецы впоследствии рассказывали, что было три самостоятельных кольца, двигавшихся позади остального кольца, имевших своей задачей отлавливать беглецов и предотвратить какое-либо организованное бегство. На самом деле эти «кольца» представляли собой всего лишь заграждения, установленные на главных магистралях, и советских снайперов, расположившихся в домах по обеим сторонам этих улиц.
Чтобы не стать жертвами бомбежек, жители Берлина прятались в подвалах, на станциях метро и в бомбоубежищах. Некоторые из этих убежищ были легко распознаваемы, и советские солдаты с осторожностью подступали к ним. Советские войска почти не делали попыток использовать метро для проникновения в центр, опасаясь, что берлинцы, прекрасно знающие систему метро, могли заминировать станции и тоннели. Опасались также, что существуют планы направить воды реки Шпрее или канала Ландвер в метро и утопить таким образом наступающих, и это удержало многих беглецов.
Советские войска блокировали явные выходы из метро в районах, которые они контролировали и где теплый прием был обеспечен всем беглецам. Однако благодаря разветвленности подземной системы с ее вентиляцией и доступам к шахтам метро оставалось одной из главных дорог бегства. Тысяч двадцать беженцев скрывались в темных остатках системы метрополитена.
«Адлон», самый фешенебельный из берлинских отелей, имел довольно комфортабельные подземные убежища, расположенные глубоко под землей, — даже слишком глубоко, потому что в последние дни битвы за Берлин они оказались затопленными. Большая часть знаменитостей проводила здесь время, купаясь в роскоши. В «Адлоне» имелся винный погреб, один из лучших в Берлине, для поддержания их настроения, пока русские не конфисковали его. Управляющий отелем, чутко реагируя на обстановку, прекратил обслуживание в номерах, когда стало известно, что оборона на Одере рухнула. Некоторые обитатели бункера сочли это как добрый знак к бегству и бежали раньше, чем началось массовое бегство.
Другим соображением беглецов было то, что они боялись столкнуться с враждебным отношением со стороны населения города, подстрекаемого популярными вечерними передовицами Роберта Лея, призывавшего в газете «Нахтаусгабе» поддерживать священную миссию Гитлера, распространявшихся до последнего момента среди населения, которое видело висевшие на фонарных столбах трупы поседевших мужчин, женщин и даже детей, расстрелянных безумными военными трибуналами, патрулировавшими Берлин с 17 апреля и демонстрировавшими, какая участь ждет «пораженцев и предателей».
Поразительно, но гестапо продолжало прослушивать телефонные разговоры берлинцев вплоть до ночи 23 апреля. В ту ночь молодой человек Фриц Лейдке оказался свидетелем того, как несколько гестаповцев, принимавших участие в этих казнях на скорую руку, сняли свою форму, под которой оказалась гражданская одежда. Когда люди, видевшие все это, стали над ними издеваться, они только посмеялись в ответ.
Дальше от центра Берлина сопротивление населения оказалось более организованным. В Веддинге — рабочем районе, про который, когда я жил в Берлине в 70-х годах, говорили, что здесь будет последний оплот коммунистов на всей земле, —жители открыто выказывали свое агрессивное отношение к властям, забрасывая эсэсовцев и солдат камнями. Маршал Конев вспоминал, что во время своих поездок по южным сельским районам, примыкающим к Берлину, он видел, как крестьяне мешали Гитлерюгенду нападать на его войска. Любая маленькая группа немецких военных, пытающихся бежать, вероятно, сталкивалась не с поддержкой местного населения, а с его враждебностью, особенно после того, как было объявлено о прекращении огня.
Что можно сказать о попытках бегства, в отношении которых мы имеем неопровержимые свидетельства?
29 апреля майор Арнульф Приц пробрался от станции метро «Цоо» до площади Теодора Нейса и далее до станции «Рухлебен» поблизости от Олимпийского стадиона, пройдя под контролируемыми русскими Кайзердамм и Хеерштрассе. В тот же день по крайней мере семь курьеров были отправлены с поручениями. Ими были (в порядке выхода) майор Фрейтаг фон Лорингховен (помощник генерала Кребса), подполковник Вайс (помощник Бург-дорфа), майор Вилли Йоханмейер (адъютант Гитлера, которого сопровождал его денщик капрал Хюммерих), капитан кавалерии Герхард Болдт (помощник Лорингхове-на), помощник Бормана полковник СС Вильгельм Зандер, Гейнц Лоренц из министерства пропаганды и, наконец, около полуночи того же дня офицер связи полковник Николаус фон Белов, отправившийся в сопровождении своего денщика капрала Гейнца Маттезинга. Все эти девять человек благополучно выбрались по этому прямому пути из центра столицы на запад.
Все эти курьеры были отправлены, когда официально было подтверждено, что путь их безопасен. Конечно, их миссия граничила с безумием — Иоханмейер должен был пронести копию завещания Гитлера и постараться передать ее фельдмаршалу Фердинанду Шорнеру, продолжавшему сражаться на западе от Берлина; Лоренц нес второй экземпляр этой копии, а Зандер — третью, а также копию свидетельства о браке Гитлера с Евой Браун, которую он должен был, согласно приказу, вручить адмиралу Деницу во Фленсбурге, на границе с Данией.